Мальчик удерживал концентрацию на своей новой злости, чтобы его страх не взял над ним верх. Гнев можно было направлять, и он помогал ему думать трезво. Он поморгал, приводя затуманенный мир в более четкие границы, как раз в тот момент, когда ближайший сектант решил подскочить к его клетке, рыча и хохоча, как болотный пес. Мик вскрикнул и попытался откатиться подальше, но места на решетчатом полу клетки для этого не было. Лицо сектанта было покрыто жуткими шрамами, особенно, вокруг рта. Похоже, он вырезал себе губы и щеки, оставив челюсти и желтые зубы торчать наружу. Веки маньяка тоже были удалены, и его красные глазные яблоки безумно вращались в глазницах, когда он щелкал зубами перед лицом юного скаута и злорадно хохотал. Самокалечение и само-каннибализм у Рекдосов были традицией.

- З'реддок, уймись, - прошипел жрец. Какой именно жрец, Мик сказать не мог. Его усилия отползти от двери клетки увенчались лишь тем, что он смог повернуть лицо и уткнуться в серую, морщинистую кожу индрика. Она пахла кислым потом, и над ней роились кусачие слепни, которые, по возможности, частенько дегустировали и скаута ледев. - Эти не для тебя. Один из них для Изольды.

З'реддок, тот, что хохотал, пробубнил что-то на каком-то утробном языке, которого Мик не знал. Он неплохо разбирался в языках, и мог свободно говорить на древнем Девкари и Сильханском диалекте Эльфийского. Он мог понять, к каким языковым группам относились многие другие языки, но этого он не слышал ни разу. Мик все же был рад. То, что говорил З'реддок, все равно не звучало, как что-то, что Мик хотел бы услышать.

Итак, его шансы удрать, по крайней мере, сейчас, были плохими. Но он все еще мог попытаться узнать, как обстояли дела с его товарищами, если они, конечно, были с ним. Утверждение жреца об "одном из них", убедило Мика в том, что он был не один на индрике. Он надеялся, что он здесь был один. Остальные могли не вписаться в план, созревавший в его мозгу. С другой стороны, они прошли те же испытания, что и он, поэтому тренированности у них должно было хватить, если им удастся одолеть собственный страх.

Одно он знал наверняка, его матери здесь не было. Он слышал ее ноту в песни, но она звучала на несколько миль позади него.

Остальные не были его кровными родственниками, и он не мог определить, где они находились. Ему придется рискнуть и позвать их. Может, если они смогут общаться, они смогут вместе что-нибудь придумать. Судя по тому, что сказал жрец, демонопоклонники не станут их трогать какое-то неопределенное количество времени, потому что, как минимум один из них, предназначался для чего-то... или кого-то... другого. Он действительно сказал, "Изольда"? Мик узнал это имя из газет. Ему даже не хотелось представлять, что подобному существу было нужно от него, или других скаутов.

- Скауты ледев, - позвал он на сильханском диалекте. Все скауты должны были более-менее свободно владеть эльфийским языком, и лишь не многие, за пределами Конклава Селезнии, понимали его, что, в данном, случае, делало его удобным кодовым языком, если Мик будет осторожен. Он, в свою очередь, выучил его, еще сидя на коленях у матери. - Вы здесь?

Рекдосы не отреагировали на его зов, во всяком случае, Мик не заметил от них никакой реакции. Но и немедленного ответа на сильханском диалекте он также не получил. Он попробовал еще раз, и снова никто не отозвался. Ему показалось, что он услышал, как несколько Рекдосов фыркнули и прошипели что-то о "мерзком эльфийском шуме" перед тем, как еще один жрец не заорал им заткнуться.

Наконец, Мик услышал мягкий голос в ответ на его зов. Один из скаутов. Девушка.

- Думаю, мы все здесь, - произнес голос в достойной попытке говорить на сильханском диалекте, с густым акцентом центрального Рави, который по какой-то причине, приходился Мику по душе.

- Лили? - позвал в ответ Мик. - Где ты?

- Я в клетке, - сказала старшая из скаутов. - А ты?

- Тоже, - сказал Мик. - Под тобой, я так думаю.

- Мик? - этот голос был похож на Акличина. - Лили? Я связан.

- Я тоже, - сказала Лили.

- Тихо! - зашипел один из жрецов и треснул по клетке Мика сучковатой деревянной дубиной. - Больше никакой эльфийской болтовни!

Мик подождал пару минут, и жрецы с другими сектантами снова разбрелись по дороге. После короткой передышки, он заговорил снова, на этот раз шепотом.

- Лили? Ты слышала Орвала?

- Нет, но тут кто-то в клетке справа от меня. Судя по тому, как она качается. Думаю, я вижу копыто, - также шепотом ответила Лили. - Они бы не посадили его в клетку, если бы он был... если бы он был мертв, верно?

- Надеюсь, что нет, - тихо сказал Мик. - Никто не видел, что случилось с мамой?

- Она исчезла в дыму, - проскулил Акличин. - Она должно быть...

- Нет, - прорычал Мик, - вовсе нет. Но они увозят нас от нее. Я уверен. Уж поверьте.

- Я верю, - сказала Лили.

- Я сказал никакой эльфийской болтовни! - рявкнул жрец. - Мы проголодались, может, сожрем того, кто болтает больше всех. З'реддок голодный, правда, З'реддок?

Мик закрыл рот. Ему вовсе не хотелось стать причиной неприятностей для других. Вместо этого, он попытался сквозь решетку своей клетки заметить какую-нибудь узнаваемую архитектуру, но без особого успеха. Солнце зашло за башни, окутав тенью любые характерные черты или достопримечательности, видимые с ракурса Мика. Он подозревал, что они все еще были на главной дороге, но не мог быть в этом уверен. Без какой-либо другой контрольной точки, такой, как время суток, положение солнца не говорило ему толком ничего и о направлении, в котором они ехали.

З'реддок, в свою очередь, подтвердил, что он действительно был голоден и, к сожалению, принялся, не обращаясь ни к кому конкретно, с тошнотворным азартом описывать некоторые из его любимых блюд.

Глава 8

Не говори, что ангельскому подобен голос мой,
Не вспоминай о том, что правдивой меня зовут.
Не говори, что ангельскому подобен голос мой,
Ведь, ангелы не лгут.
Лицо Ангела, баллада Сони Бэйл, барда с улицы Жестянщиков
31 Цизарм 10012 П.Д.

Возможно, с ангелом. Или хотя бы с призраком. С простым, заурядным привидением. Венслов бы с удовольствием сейчас повстречалась с привидением. Это бы хоть как-то смогло сделать эту бойню, сквозь которую она пробиралась на пути к капитанскому мостику Парелиона, немного привычной. Она видела смерть, но смерть всегда сопровождалась остаточными призраками. Когда так много... так много людей погибало, всегда оставалось несколько блуждающих привидений. Духи, иногда мстительные, чаще просто потерянные, но практически всегда полезные для получения хоть пары улик. Здесь же не было ничего.

Лишь мертвые ангелы.

Венслов всегда верила в то, что ангелы были бессмертны и неуничтожимы. Равника всегда будет в безопасности, ее люди всегда будут жить в мире, потому что ангелы Борос бороздили небеса в золотой летающей крепости под названием Парелион. Никто не мог убить ангела, а сами они не старели и никогда не болели. Ангелы были волшебством, и воплощением справедливости, и праведного возмездия, и вечными, несокрушимыми героями дешевых приключенческих новелл, на которых она выросла. В раннем детстве она верила, убежденная своей сестрой, что если твое сердце чистое и справедливое, ты сможешь вырастить пару крыльев и стать ангелом. Потом она выяснила, что Жирни придумала всю эту историю, что привело к драке, после которой у юной Шокол разбухла губа, а один глаз Жирни украшал синяк. Венслов никому бы в этом не призналась, но она завербовалась в воздушные 'джеки только потому, что они летали вместе с ангелами.

Сейчас она не летала, как не летали и ангелы. И в ближайшее время летать они не будут.